На рубеже XX-XXI веков во всем мире наблюдается необычайный интерес к вопросам религии, к мистике, чудесам, паранормальным проявлениям и т.д., а также массовая, весьма поверхностная осведомленность в учениях, которые на протяжении тысячелетий считались эзотерическими (например, к теософии Е. Блаватской, А. Безант, Р. Штайнера и др.). Это явление можно охарактеризовать как всеобщую профанацию основных вех религиозных и религиозно-этических учений. В основе данного процесса — успехи в развитии образования и практически тотальная ликвидация неграмотности большей части населения Земли. Если, к тому же, этот процесс соотнести с небывалым в истории человечества демографическим взрывом, увеличившим массу населения в три раза за одно столетие, то мы получим хотя и неполную, но достаточно достоверную картину современного состояния религиозности во всем мире.
Россия не составляет исключения в этом движении общества от традиционных религиозных верований, разделивших человечество на ряд локальных этнорелигиозных общностей, к некой глобальной и глобально профанированной псевдовере — виртуальной мистике. Становление информационного общества в России сопряжено с глубоким социально-духовным кризисом. Суть кризиса — в объективном процессе перехода от традиционного общества к постиндустриальному, или информационному. Однако общественным сознанием россиян этот переход зачастую воспринимается искаженно, как радикальное отрицание материальных и духовных достижений советского периода и связывается с так называемым духовным возрождением. Духовное возрождение, в свою очередь, нередко трактуется (по крайней мере религиозными авторитетами) как религиозное возрождение, возвращение церкви тех позиций в обществе, которые она занимала в дореволюционной России, а точнее — до реформ Петра I. Подобное отождествление вряд ли правомерно, так как нельзя отождествлять развитие духовности с возрождением религиозности, а последнее — с возрождением церкви и церковной деятельности. Такое уточнение представляется самоочевидным.